and that's when we'll explode (and it won't be a pretty sight)
Он проснулся от звуков собственного голоса, с трубкой в руке. К моменту пробуждения он уже три минуты разговаривал по телефону. Собеседником был хозяин дома, на крыше которого он играл в одну из прошлых ночей. Хозяин звонил, чтобы сказать спасибо за музыку. Это было очень кстати. На спасибо музыкант мог купить хлеба и папирос.
читать дальшеНа часах было девятое января. Вчера, двадцать четвертого декабря, он играл на трубе бумажной фабрики. После концерта понеслось праздничное застолье. Живая вода лилась рекой. Так для музыканта началась рождественская ночь, которая растянулась на две недели. За это время он побывал в разных местах. Ездил в деревню и выступал на водонапорной башне. Крестьяне тоже любили живую воду. Под его музыку они пели, веселились, играли в недотягивание каната и в круговую поруку. В городе устраивали танцы для школьников, и он музицировал на крыше школы. Потом участвовал в концерте духовной музыки в соборе Святого Места. Там пришлось играть в составе трио: он с арфой расположился под куполом храма, на колокольне свою партию исполнял звонарь, а внутри здания собора сам настоятель импровизировал на внутреннем органе. Концерт духовной музыки закончился скандалом: вошедший в раж музыкант забыл, где находится, и заиграл сельский танец "Чтоб тебе пусто было". Из храма Святого Места он вылетел как пробка из бутылки. Здание собора тут же заполнилось живой водой по самое горлышко. Потом он несколько часов играл на крыше ночного трамвая, то и дело задевая головой за провода, так что в волосах его застревали электрические искры.
Но ничего этого он не помнил. Ему снился театр восковых пассажиров в вагоне метро и дурацкая трясущаяся обезьянка. Ввалившись в свой подъезд под утро мертвецки пьяным, он напугал чердачную кошку. Впрочем, ей он тоже всего лишь приснился.
Итак, девятое января. Полдень. Спасибо за музыку.
Что-то мешало ему сидеть. В заднем кармане штанов обнаружилось еще одно спасибо за музыку. И еще два с половиной — в кармане куртки. Да он неплохо заработал в это Рождество! Некоторое время можно прокормиться. Но на ветер, конечно, не хватит. На ветер нужны деньги. Он закусил папиросу, вытащил из волос электрическую искру и прикурил. Получившая свободу искра выпорхнула в окно и полетела к трамвайным проводам.
Он был музыкантом. Играл на эоловой арфе. Это такой ящик со струнами, который ставят обычно где-нибудь повыше, чтобы ветер мог заставить струны звучать. Музыкант зажимал на струнах аккорды, а ветер… А ветра у него не было! В чем и состояла проблема. Надо было его купить, но накопить денег на ветер никак не удавалось.
Так он и играл — без ветра. Ну не совсем, конечно — у него, все-таки, был ветер в голове, который позволял ему слышать свою собственную музыку. Сочинял ее он обычно, сидя на дне колодца. Ему нравилось смотреть на небо, а из колодца даже ночью можно увидеть солнце. Он записывал музыкальные альбомы и называл их именами планет. Первый, сочиненный еще в юности, весь состоял из быстрых, жидких и блестящих композиций, ядовитых как пары ртути. Он назвал его «Меркурий». Второй альбом получился совсем другим — музыкант был влюблен и наплодил целую кучу серенад. Эта программа получила название «Венера». Потом он стал взрослее, романтизма в душе поубавилось, он записал «Землю» (сложную сюиту, построенную чисто на исполнительской технике) и «Марс» (концептуальный диск, вся музыка на котором состояла только из красных нот). И так далее, год за годом. За плечами у него было уже девять альбомов. Последний, «Плутон», был записан прошлым летом.
Его диски никто не покупал. Ведь вся эта музыка была сыграна на эоловой арфе без ветра, так что на пыльных звуковых дорожках можно было повстречаться только с тишиной. Музыку способны были услышать лишь те, у кого в голове имелся собственный ветер. Такие люди были. Но и они не покупали его альбомов — у людей с ветром в голове денег не водилось.
Иногда его приглашали поиграть для публики. Если устроителям вечеринки удавалось арендовать где-нибудь ветер. Тогда его композиции могли послушать все. Ему говорили спасибо за музыку, а деньги платили хозяину ветра. Спасибо хватало музыканту на жизнь. Денег на ветер не было.
Были и места, где его диски слушали постоянно. Например, в соборе. Там в качестве ветра выступал местный святой дух. И многие специально приходили в собор для того, чтобы насладиться музыкой. За эти заслуги музыканту было зарезервировано место в раю. Еще он был чрезвычайно популярен среди школьников. Они слушали музыку на переменах. Веселый ветер перемен заставлял его диски греметь на всю школу, загоняя гибкие мелодии в самые труднодоступные места здания. Школьники были в восторге от его музыки, и многие из них клялись себе, что тоже непременно станут музыкантами, пусть нищими, но гениальными, такими же, как он! За это ему было забронировано место в аду. Таким образом, будущее музыканта было обеспечено.
Да и в настоящем он вовсе не был нищим. (Школьники, со свойственным юности максимализмом, несколько романтизировали его образ). Спасибо за музыку ему хватало не только на то, чтобы кормиться самому, но и на продукты для холодильника, на котором он обычно ездил. Конечно, холодильник не самое быстрое средство передвижения, зато и продуктов требует немного. Что же касается скорости, то в городе, а особенно в северной его части, лучше вообще особо не разгоняться. Иначе сам не заметишь, как налетишь на трамвай, а ведь трамвай только с виду кажется безобидным препятствием! Ни для кого не секрет, что над рельсами возвышается лишь малая часть трамвая, а основная, подземная, которая называется метро — она во много раз больше. Поэтому столкновение с трамваем грозит неминуемым крушением и погружением под асфальт.
Словом, жил музыкант нормально. Не хватало только денег на ветер. А ветра хотелось! Чтобы раздобыть монету-другую, он иногда приходил на берег моря и бродил по кромке прибоя, выискивая в песке потерянные морем по рассеянности осколки раковин и унитазов. Затем он шел на дальний конец волнореза и бросал свои находки в воду, возвращая морю его имущество. В ответ море кидалось в него монетами. Не то, чтобы оно расплачивалось за услуги, просто море верило в примету: если кинуть в человека монетку, он обязательно еще вернется на этот берег.
Время от времени ему удавалось немного заработать и арфой. В городе была традиция — если ждали гостей, то непременно заказывали у булочника традиционное блюдо: хлеб-соль. И тогда булочник (он же пекарь, он же мельник) покупал у музыканта соль — ноту, издаваемую одной из струн эоловой арфы. Разумеется, для звучания ноты требовался ветер. У мельника он был.
Кто-то сдает жилье, кто-то стирает белье, кто-то сидит в засаде, кто-то возвращается домой из цирка, а мы вернемся в тот день, с которого началось наше повествование.
Итак, девятое января. Полдень. Спасибо за музыку.
Музыкант подумал, что давно уже не был у мельника. А ведь миновали праздники, к людям приходили гости, и очень-очень может быть, что запасы соли у мельника подходят к концу. Значит, есть смысл нанести ему визит. Музыкант открыл дверцу холодильника и бросил в него пару бутербродов. Холодильник довольно заурчал. Можно было занимать водительское место и трогаться в путь.
У мельника-пекаря-булочника в эти праздничные дни, действительно, была куча заказов. Так что просто голова шла кругом. И это роковое обстоятельство сыграло с ним злую шутку. Вышло так: у мельника зазвонил будильник. Казалось бы, что тут такого? Ну, будильник и будильник — привычная опасность. Но дело в том, что голова мельника в этот самый момент, как раз, зашла на очередной круг. Не разобравшись, что, собственно, звонит, мельник решил, что это телефон. Он снял трубку будильника и сказал: «Алло». Это его и погубило.
Никогда, никогда не снимайте трубку будильника! По будильнику вам не позвонят ни друзья, ни подруги, ни враги, ни овраги. По будильнику вам может звонить только один абонент — время. А оно даже не станет с вами разговаривать. Ему достаточно лишь услышать в трубке ваше «Алло» — и всё, время тут же узнает о вашем существовании. И тогда — конец. Посылайте за красками и садитесь рисовать завещание. Как только время о вас узнало — вы в его власти.
Войдя в дом мельника, музыкант сразу понял, что тот нездоров. Бросив работу и закутавшись в плед, мельник сидел в кресле с хронометром подмышкой. Голова его, чувствуя себя виноватой, склонилась к груди. Нормальный возраст для взрослого человека — тридцать шесть лет и шесть месяцев. Но ртутный столбик хронометра давно миновал отметку 36,6 и показывал уже сорок два года. К вечеру возраст подскочил под семьдесят и мельник стал старым. А ночью, во сне, он умер. Музыкант, оставшийся ухаживать за больным, заметил, что мельник умер, но не стал ничего ему говорить. Не хотелось огорчать спящего.
Однако, проснувшись на следующее утро, мельник и сам понял, что мертв. Стало ясно, что отныне всё для него пойдет по-другому. И не нужны ему больше ни булочная, ни пекарня, ни мельница. А раз не нужна мельница, значит, не нужен больше и ветер, который крутил ее крылья. И мертвый мельник подарил ветер музыканту.
С этого дня жизнь музыканта круто изменилась. Настолько круто, что не всякий лыжник решился бы съехать с этого склона. Ветру, привыкшему вращать тяжелые мельничные жернова, ничего не стоило заставить петь струны эоловой арфы. Мощный вихрь пронесся над дорожками дисков с музыкой, сдувая с них песок и пыль и вырывая с корнями сорняки тишины, которыми поросли звуковые треки! Теперь, когда у музыканта был ветер, его произведения стали доступны каждому. И тогда его альбомы стали продаваться. Не то слово — продаваться! Они просто пошли нарасхват. Его диски — все девять, от «Меркурия» до «Плутона», стали приносить ему деньги. Приносили, высыпали их прямо на пол квартиры и уходили опять, за новыми деньгами. Теперь, когда у него был свой собственный ветер, он в любой момент мог где угодно выступить с концертом, взяв за выступление, опять-таки, деньги, а не спасибо за музыку. Вскоре он стал одним из самых состоятельных людей города. По улицам он теперь разъезжал не в холодильнике, а на шикарном блестящем черном рояле. А денег у него становилось все больше. Они текли к нему отовсюду. Случалось даже так, что он закуривал папиросу и не успевал выкурить ее до конца, как она уже превращалась в свернутую трубочкой денежную купюру. Он уже вполне мог позволить купить себе новый, свежий ветер, но не делал этого. Его нравился старый.
Его музыку теперь слушали все. Она звучала круглосуточно из каждого окна, из каждого канализационного люка, из каждой собачьей будки. В любой момент она могла выскочить из-за угла, щелкнуть вас по носу и с дурацким хохотом помчаться дальше по улице.
Для того, чтобы услышать его музыку, людям уже не надо было идти в собор, так что количество прихожан заметно поубавилось. В силу этого факта музыкант лишился места в раю, ранее зарезервированного для него. Администрация рая прислала ему вежливое письмо с извинениями и надеждой на дальнейшее сотрудничество. Вскоре аналогичное письмо он получил и из адской канцелярии. Музыкант перестал быть культовым персонажем в глазах школьников. У этих господ никогда не бывают в моде те мелодии, которые слушают на каждом углу взрослые. Никто из школьников уже не мечтал посвятить свою жизнь музыке, и выходило так, что места в аду городской музыкант более не заслуживает.
Он начал испытывать неуверенность в завтрашнем дне.
Получив в свое распоряжение ветер, музыкант утратил свою элитарность. И первыми прокляли его «избранные» — те немногие, которые раньше могли слушать его музыку вне храма и школы — люди с ветром в голове.
И однажды настал день, когда музыкант решился. Он взял корзину, насыпал на дно осенних листьев (в минуты отдыха ветер любил чем-нибудь пошуршать), посадил ветер в корзину и вышел из дома. Дойдя до перекрестка, музыкант задумался: куда пойти? Направо или налево? Справа жил один хороший человек, который хотел пожать бурю. Можно было отдать ветер ему, чтобы он его посеял. А слева жил другой хороший человек — воздухоплаватель. У него был безвоздушный шар. С помощью ветра он мог бы сделать свой шар воздушным. Так куда же пойти, направо или налево?
Ветер в корзине тихонько шуршал листьями.
И тут музыкант подумал: "А с какого, собственно, перепугу? Почему это я, всю жизнь мечтавший играть музыку с помощью ветра, должен теперь от него отказываться? Из-за чего? Из-за кого? Что же это получится — я, переживший испытания бедностью и неизвестностью, не выдержу испытания деньгами и славой? Ха! Не дождетесь!"
Он развернулся и решительно зашагал к дому, крепко сжимая в кулаке ручку корзины.
"Пора приступать к десятому альбому! Назову его «Седна». И пускай все идут к черту!"
И все пошли к черту. Надо сказать, получилась очень душевная вечеринка. Давненько уже в доме у черта не собирались все! Гости пили живую воду и закусывали мертвым хлебом, который принес мертвый мельник. Черт был рад гостям. Ведь все явились к нему с благими намерениями. А черт как раз недавно приобрел себе освободившееся местечко в аду, и теперь ему надо было вымостить туда дорогу.
читать дальшеНа часах было девятое января. Вчера, двадцать четвертого декабря, он играл на трубе бумажной фабрики. После концерта понеслось праздничное застолье. Живая вода лилась рекой. Так для музыканта началась рождественская ночь, которая растянулась на две недели. За это время он побывал в разных местах. Ездил в деревню и выступал на водонапорной башне. Крестьяне тоже любили живую воду. Под его музыку они пели, веселились, играли в недотягивание каната и в круговую поруку. В городе устраивали танцы для школьников, и он музицировал на крыше школы. Потом участвовал в концерте духовной музыки в соборе Святого Места. Там пришлось играть в составе трио: он с арфой расположился под куполом храма, на колокольне свою партию исполнял звонарь, а внутри здания собора сам настоятель импровизировал на внутреннем органе. Концерт духовной музыки закончился скандалом: вошедший в раж музыкант забыл, где находится, и заиграл сельский танец "Чтоб тебе пусто было". Из храма Святого Места он вылетел как пробка из бутылки. Здание собора тут же заполнилось живой водой по самое горлышко. Потом он несколько часов играл на крыше ночного трамвая, то и дело задевая головой за провода, так что в волосах его застревали электрические искры.
Но ничего этого он не помнил. Ему снился театр восковых пассажиров в вагоне метро и дурацкая трясущаяся обезьянка. Ввалившись в свой подъезд под утро мертвецки пьяным, он напугал чердачную кошку. Впрочем, ей он тоже всего лишь приснился.
Итак, девятое января. Полдень. Спасибо за музыку.
Что-то мешало ему сидеть. В заднем кармане штанов обнаружилось еще одно спасибо за музыку. И еще два с половиной — в кармане куртки. Да он неплохо заработал в это Рождество! Некоторое время можно прокормиться. Но на ветер, конечно, не хватит. На ветер нужны деньги. Он закусил папиросу, вытащил из волос электрическую искру и прикурил. Получившая свободу искра выпорхнула в окно и полетела к трамвайным проводам.
Он был музыкантом. Играл на эоловой арфе. Это такой ящик со струнами, который ставят обычно где-нибудь повыше, чтобы ветер мог заставить струны звучать. Музыкант зажимал на струнах аккорды, а ветер… А ветра у него не было! В чем и состояла проблема. Надо было его купить, но накопить денег на ветер никак не удавалось.
Так он и играл — без ветра. Ну не совсем, конечно — у него, все-таки, был ветер в голове, который позволял ему слышать свою собственную музыку. Сочинял ее он обычно, сидя на дне колодца. Ему нравилось смотреть на небо, а из колодца даже ночью можно увидеть солнце. Он записывал музыкальные альбомы и называл их именами планет. Первый, сочиненный еще в юности, весь состоял из быстрых, жидких и блестящих композиций, ядовитых как пары ртути. Он назвал его «Меркурий». Второй альбом получился совсем другим — музыкант был влюблен и наплодил целую кучу серенад. Эта программа получила название «Венера». Потом он стал взрослее, романтизма в душе поубавилось, он записал «Землю» (сложную сюиту, построенную чисто на исполнительской технике) и «Марс» (концептуальный диск, вся музыка на котором состояла только из красных нот). И так далее, год за годом. За плечами у него было уже девять альбомов. Последний, «Плутон», был записан прошлым летом.
Его диски никто не покупал. Ведь вся эта музыка была сыграна на эоловой арфе без ветра, так что на пыльных звуковых дорожках можно было повстречаться только с тишиной. Музыку способны были услышать лишь те, у кого в голове имелся собственный ветер. Такие люди были. Но и они не покупали его альбомов — у людей с ветром в голове денег не водилось.
Иногда его приглашали поиграть для публики. Если устроителям вечеринки удавалось арендовать где-нибудь ветер. Тогда его композиции могли послушать все. Ему говорили спасибо за музыку, а деньги платили хозяину ветра. Спасибо хватало музыканту на жизнь. Денег на ветер не было.
Были и места, где его диски слушали постоянно. Например, в соборе. Там в качестве ветра выступал местный святой дух. И многие специально приходили в собор для того, чтобы насладиться музыкой. За эти заслуги музыканту было зарезервировано место в раю. Еще он был чрезвычайно популярен среди школьников. Они слушали музыку на переменах. Веселый ветер перемен заставлял его диски греметь на всю школу, загоняя гибкие мелодии в самые труднодоступные места здания. Школьники были в восторге от его музыки, и многие из них клялись себе, что тоже непременно станут музыкантами, пусть нищими, но гениальными, такими же, как он! За это ему было забронировано место в аду. Таким образом, будущее музыканта было обеспечено.
Да и в настоящем он вовсе не был нищим. (Школьники, со свойственным юности максимализмом, несколько романтизировали его образ). Спасибо за музыку ему хватало не только на то, чтобы кормиться самому, но и на продукты для холодильника, на котором он обычно ездил. Конечно, холодильник не самое быстрое средство передвижения, зато и продуктов требует немного. Что же касается скорости, то в городе, а особенно в северной его части, лучше вообще особо не разгоняться. Иначе сам не заметишь, как налетишь на трамвай, а ведь трамвай только с виду кажется безобидным препятствием! Ни для кого не секрет, что над рельсами возвышается лишь малая часть трамвая, а основная, подземная, которая называется метро — она во много раз больше. Поэтому столкновение с трамваем грозит неминуемым крушением и погружением под асфальт.
Словом, жил музыкант нормально. Не хватало только денег на ветер. А ветра хотелось! Чтобы раздобыть монету-другую, он иногда приходил на берег моря и бродил по кромке прибоя, выискивая в песке потерянные морем по рассеянности осколки раковин и унитазов. Затем он шел на дальний конец волнореза и бросал свои находки в воду, возвращая морю его имущество. В ответ море кидалось в него монетами. Не то, чтобы оно расплачивалось за услуги, просто море верило в примету: если кинуть в человека монетку, он обязательно еще вернется на этот берег.
Время от времени ему удавалось немного заработать и арфой. В городе была традиция — если ждали гостей, то непременно заказывали у булочника традиционное блюдо: хлеб-соль. И тогда булочник (он же пекарь, он же мельник) покупал у музыканта соль — ноту, издаваемую одной из струн эоловой арфы. Разумеется, для звучания ноты требовался ветер. У мельника он был.
Кто-то сдает жилье, кто-то стирает белье, кто-то сидит в засаде, кто-то возвращается домой из цирка, а мы вернемся в тот день, с которого началось наше повествование.
Итак, девятое января. Полдень. Спасибо за музыку.
Музыкант подумал, что давно уже не был у мельника. А ведь миновали праздники, к людям приходили гости, и очень-очень может быть, что запасы соли у мельника подходят к концу. Значит, есть смысл нанести ему визит. Музыкант открыл дверцу холодильника и бросил в него пару бутербродов. Холодильник довольно заурчал. Можно было занимать водительское место и трогаться в путь.
У мельника-пекаря-булочника в эти праздничные дни, действительно, была куча заказов. Так что просто голова шла кругом. И это роковое обстоятельство сыграло с ним злую шутку. Вышло так: у мельника зазвонил будильник. Казалось бы, что тут такого? Ну, будильник и будильник — привычная опасность. Но дело в том, что голова мельника в этот самый момент, как раз, зашла на очередной круг. Не разобравшись, что, собственно, звонит, мельник решил, что это телефон. Он снял трубку будильника и сказал: «Алло». Это его и погубило.
Никогда, никогда не снимайте трубку будильника! По будильнику вам не позвонят ни друзья, ни подруги, ни враги, ни овраги. По будильнику вам может звонить только один абонент — время. А оно даже не станет с вами разговаривать. Ему достаточно лишь услышать в трубке ваше «Алло» — и всё, время тут же узнает о вашем существовании. И тогда — конец. Посылайте за красками и садитесь рисовать завещание. Как только время о вас узнало — вы в его власти.
Войдя в дом мельника, музыкант сразу понял, что тот нездоров. Бросив работу и закутавшись в плед, мельник сидел в кресле с хронометром подмышкой. Голова его, чувствуя себя виноватой, склонилась к груди. Нормальный возраст для взрослого человека — тридцать шесть лет и шесть месяцев. Но ртутный столбик хронометра давно миновал отметку 36,6 и показывал уже сорок два года. К вечеру возраст подскочил под семьдесят и мельник стал старым. А ночью, во сне, он умер. Музыкант, оставшийся ухаживать за больным, заметил, что мельник умер, но не стал ничего ему говорить. Не хотелось огорчать спящего.
Однако, проснувшись на следующее утро, мельник и сам понял, что мертв. Стало ясно, что отныне всё для него пойдет по-другому. И не нужны ему больше ни булочная, ни пекарня, ни мельница. А раз не нужна мельница, значит, не нужен больше и ветер, который крутил ее крылья. И мертвый мельник подарил ветер музыканту.
С этого дня жизнь музыканта круто изменилась. Настолько круто, что не всякий лыжник решился бы съехать с этого склона. Ветру, привыкшему вращать тяжелые мельничные жернова, ничего не стоило заставить петь струны эоловой арфы. Мощный вихрь пронесся над дорожками дисков с музыкой, сдувая с них песок и пыль и вырывая с корнями сорняки тишины, которыми поросли звуковые треки! Теперь, когда у музыканта был ветер, его произведения стали доступны каждому. И тогда его альбомы стали продаваться. Не то слово — продаваться! Они просто пошли нарасхват. Его диски — все девять, от «Меркурия» до «Плутона», стали приносить ему деньги. Приносили, высыпали их прямо на пол квартиры и уходили опять, за новыми деньгами. Теперь, когда у него был свой собственный ветер, он в любой момент мог где угодно выступить с концертом, взяв за выступление, опять-таки, деньги, а не спасибо за музыку. Вскоре он стал одним из самых состоятельных людей города. По улицам он теперь разъезжал не в холодильнике, а на шикарном блестящем черном рояле. А денег у него становилось все больше. Они текли к нему отовсюду. Случалось даже так, что он закуривал папиросу и не успевал выкурить ее до конца, как она уже превращалась в свернутую трубочкой денежную купюру. Он уже вполне мог позволить купить себе новый, свежий ветер, но не делал этого. Его нравился старый.
Его музыку теперь слушали все. Она звучала круглосуточно из каждого окна, из каждого канализационного люка, из каждой собачьей будки. В любой момент она могла выскочить из-за угла, щелкнуть вас по носу и с дурацким хохотом помчаться дальше по улице.
Для того, чтобы услышать его музыку, людям уже не надо было идти в собор, так что количество прихожан заметно поубавилось. В силу этого факта музыкант лишился места в раю, ранее зарезервированного для него. Администрация рая прислала ему вежливое письмо с извинениями и надеждой на дальнейшее сотрудничество. Вскоре аналогичное письмо он получил и из адской канцелярии. Музыкант перестал быть культовым персонажем в глазах школьников. У этих господ никогда не бывают в моде те мелодии, которые слушают на каждом углу взрослые. Никто из школьников уже не мечтал посвятить свою жизнь музыке, и выходило так, что места в аду городской музыкант более не заслуживает.
Он начал испытывать неуверенность в завтрашнем дне.
Получив в свое распоряжение ветер, музыкант утратил свою элитарность. И первыми прокляли его «избранные» — те немногие, которые раньше могли слушать его музыку вне храма и школы — люди с ветром в голове.
И однажды настал день, когда музыкант решился. Он взял корзину, насыпал на дно осенних листьев (в минуты отдыха ветер любил чем-нибудь пошуршать), посадил ветер в корзину и вышел из дома. Дойдя до перекрестка, музыкант задумался: куда пойти? Направо или налево? Справа жил один хороший человек, который хотел пожать бурю. Можно было отдать ветер ему, чтобы он его посеял. А слева жил другой хороший человек — воздухоплаватель. У него был безвоздушный шар. С помощью ветра он мог бы сделать свой шар воздушным. Так куда же пойти, направо или налево?
Ветер в корзине тихонько шуршал листьями.
И тут музыкант подумал: "А с какого, собственно, перепугу? Почему это я, всю жизнь мечтавший играть музыку с помощью ветра, должен теперь от него отказываться? Из-за чего? Из-за кого? Что же это получится — я, переживший испытания бедностью и неизвестностью, не выдержу испытания деньгами и славой? Ха! Не дождетесь!"
Он развернулся и решительно зашагал к дому, крепко сжимая в кулаке ручку корзины.
"Пора приступать к десятому альбому! Назову его «Седна». И пускай все идут к черту!"
И все пошли к черту. Надо сказать, получилась очень душевная вечеринка. Давненько уже в доме у черта не собирались все! Гости пили живую воду и закусывали мертвым хлебом, который принес мертвый мельник. Черт был рад гостям. Ведь все явились к нему с благими намерениями. А черт как раз недавно приобрел себе освободившееся местечко в аду, и теперь ему надо было вымостить туда дорогу.
