Проведя полтора месяца с гипсом на руке, я приобрела странное ощущение, что, когда его снимут, я смогу не то, что лезгинку научиться танцевать, а вообще и мир весь захватить. Две работающие руки - это вообще как кольцо всевластия, так-то. Остается где-то штук десять походов на таинственную физиотерапию, на которой к руке прикладываются рычаги еще более древние, чем оборудование у нас в лабораториях, и - трепещите враги наследника. И да, я слишком много сижу на тумблере. А вообще это я так, потому что произошло за это время гораздо больше событий, достойных внимания, но я лучше напишу о том, как женщина в информационном окошке, пытаясь выяснить, к какому травматологу я ходила в мае, описывала его как "Самого высокого здесь, Вы его сразу узнаете". Господин травматолог оказался единственным на первом этаже и до крайной степени подозрительности похожим на этого мужика. Теперь меня одолевает паника по двум причинам: во-первых, куда они дели моего старого травматолога с очаровательным грузинским чувством юмора, и во-вторых, от того, как укоризненно на меня смотрел новый, когда я ему призналась, что до студенческой больницы так и не дошла. Пойду ванночку с солью делать, а то ведь сплошные нервы. А разматывание и заматывание трехметрового эластичного бинта и проход по коридору до комнаты с лоточком с водой наперевес (потому что из другой посуды у меня все еще аж две столовые ложки) - оно ведь так успокаивает.
Не играйте, детки, в волейбол шестилитровыми баклажками из-под воды, и уж точно, заклинаю вас, не падайте в обморок об дверцу машины, после того, как эту баклажку неудачно поймали. Потому что зуб мне, например, все еще не починили.